леви уходит вечером, когда антон еще отсыпается после очередной вылазки. в голове ничего, кроме смутных образов утонувшего в сепии однообразного пейзажа. где-то на грани реальности маячит ставший привычным грохот на небольшой кухне: кружка на столе, шум встроенной машины, тихий скрип пластиковой пачки с синтетическим кофе, всплеск кипятка; леви, наверное, опять ругается на эту глупую железку, которая разбрызгивает горячую воду вокруг, а не льет ее по центру. антон сквозь сон ощупывает пространство вокруг себя рукой, пытаясь понять — это действительно мелкий на кухне или какой-то самоубийца забрался к ним и теперь пытается сделать себе кофе на халяву? пальцы натыкаются только на старую пружину. в памяти лениво всплывает ворчание леви о том, что этот древний диван уже давно пора заменить нормальной кроватью. антон думал, что все это чепуха, чем плох клятый диван? наверное, всем, черт возьми.

хлопает дверь. антон хлопает глазами и утирает проступившие слезы, вжимаясь затылком в подушку — казалось бы, куда еще сильнее? отодрать от нее голову не представляется возможным; вдоль позвоночника залили свинец и теперь, когда он застыл и стал твердым, его хрен сдвинешь. антон пытается нашарить в складках тонкого одеяла хоть что-нибудь из тех вещей, от которых он не успел избавиться, отрубившись сразу, как только голова краем уха дотронулась до подушки. находились только обрывочные фразы леви про что-то, напоминающее дерьмовый отзыв о компании-производителе:
замените мне брата, этот больше не обслуживается.

стул тихонько скрипит, янг потягивает привычно дрянную жижу из белой кружки и барабанит пальцами по столу. тишина. то есть: тишина. еще полтора года назад антон бы просто пожал плечами, ведь в его квартире шумно особо никогда и не было. даже когда они тут жили вдвоем с палычем, из звуков доносились только тихий бубнеж новостей и сдавленная ругань, тонущая где-то в воротнике. но ничего, что даже частично бы напоминало последствия от радиоактивной бури с именем леви янга не было. антон до сих пор мало понимал этот сложный механизм того, как они уживались под одной крышей и не крошили друг другу кости каждый божий день.

канал. канал. канал. реклама протезов, синтов, новинок искусственных батончиков с тысячей разных вкусов. дерьмо то же, упаковка разная. щелчок. антон запрокидывает голову и вставляет линзу. находит в шкафчике висящую на голове от манекена маску и делает через нее глубокий вдох. давно пора было придумать ингаляцию дурью — прибыльный бизнес. но пока только живительный фильтрованный воздух без тонны едкой пыли.

город пышет виртуальными объявлениями — от них хочется отмахиваться, как от назойливых мух, кружащих перед глазами, жужжащих что-то прямо на ухо своими записанными голосами. слишком живо для голограммы. но одну антон вылавливает среди прочих сразу, следует за ней так, будто бы его за руку ведет цифровой призрак, существующий только в дополнительной реальности. ее черты приветливо мерцают, проходятся тонкой линией искры по худым бокам, уводят вслед к подсвеченному неоном входу в бордель.

москва встречает приятной роскошью. в такие моменты антон понимал, почему леви пошел работать именно сюда, и одновременно не понимал, как он мог при этом жить в задрипанной квартирке где-то в бывшем заводском районе: намерения людей, в принципе, не меняются от места к месту, меняются только декорации, и, как казалось антону, брат отлично сюда вписывался, в отличие от него самого.

стягивая на поясной крепеж свою маску, антон подумывал над тем, чтобы сделать маркер на картах, соединяющий москву и восток: въеби или выеби. но в этот самый момент, когда янг хотел привычно вальяжно подкатить к стойке администратора, ради фарса прикинувшись захожим клиентом, это сделал кто-то другой. антон напрягся, нахмурился, размял косточки. к счастливому и недолгому неведению мужика, навалившегося руками на стойку и заглядывающего в глаза милому администратору, враждебно настроенный грозовой фронт "парень с востока" видела только какая-нибудь очередная скрытая камера под потолком — здравствуй, митра, и не обессудь.

антон максимально вызывающе встал по другой конец стойки, не скрываясь пялясь на кожаного обмудка с протезом левой руки. тот, словно вообще страх потеряв — нет, должно же у него когда-нибудь сработать волшебное чутье на неприятности, находящиеся буквально в паре метров справа — продолжал в упор не замечать янга.
он ведь обычный клиент. какие проблемы?
никаких.
антону могло бы быть на него плевать — могло бы, но не сейчас. сейчас этот упырь практически прямо пытался склеить леви: и посмотрит, и подмигнет, и предложит присоединиться, и наклонится поближе, и рукой потянется, чтобы на что-то показать (что он там углядел, список?). а леви, сама учтивость — когда вообще такое было? — отбивался из последних сил и продолжал заговорщически улыбаться, словно пытался продать очередному транжире товар подороже.

антон думает: не создавай ему проблем, это ведь работа, всякое случается.
через пару опущенных фраз антон думает уже совсем иначе, и такое бы городское телевидение не пропустило даже под цензурой.
— эй, приятель, — янг сначала опускает ладонь на чужое плечо, а потом, чувствуя сопротивление, принудительно, но почти по-дружески приобнимает его рукой, сдавливает пальцы посильнее и смотрит в упор, — у тебя какие-то проблемы? — наблюдая за потерянной попыткой сказать то ли нет, то ли да, то ли пошел к черту, антон жестом пальцев разворачивает список доступных услуг москвы на встроенном экране и пытается уткнуть в него неразборчивого клиента. — ты лучше сюда смотри, внимательно смотри, глаз не поднимай, иначе я тебе их, паскуда, вырву нахрен, — ласково говорит янг ему на ухо, перекладывает ладонь на его шею, давит вниз еще сильнее, — как на счет этой? леви, как думаешь, сколько он должен заплатить москве, чтобы уйти вместе со своим протезом, а не без него?