День хрен-знает-какой: Пьянич вразвалку плетётся по шумной улице в тщетных попытках сфокусировать взгляд. По ощущениям — шагает уже вечность, вечность не видит ничего, кроме размытых пятен перед глазами, вечность не может, наконец, сдохнуть, врезавшись в какого-нибудь аугментированного до яиц болвана из тех, что родились в настроении поразмахивать кулаками.

— Дитер? — это имя осталось в прошлом: все тридцать два вымученных года и того, что из себя представлял Пьянич. — Эй, Дитер!
Он продолжает идти — едва не поскальзывается на ровной поверхности, втягивает воздух через стиснутые зубы и крепко жмурится. Женский голос за спиной не сдаётся, обещает догнать и схватить за шкварник, угрожает вселенскими обидами и страшной, страшной местью, заставляя Пьянича резко остановиться (головокружение берёт толстую петлю поверх имеющегося), не менее резко повернуться (тошнота прибивает к глотке липкий позыв блевануть прям вот здесь) и чуть не втемяшиться в источник гарантированной головной боли на следующие минут десять (бля-а-а-адь).

Зрение неожиданно вспоминает о своей основной функции: полминуты уходит на то, чтобы рассмотреть чужое лицо в мельчайших деталях, пять секунд — на очередной гвоздь в крышку (упечатанного тысячами таких же) гроба имени Его Памяти, десять секунд — на то, чтобы стиснуть зубы до опротивевшего привычностью тихого скрежета.
— Ты обозналась, милочка, — глаза почти слезятся (нет, не от счастья); не-Дитер медлит, неуверенно делая шаг назад.
— Ага. Как же. Я твоё лицо в любом камуфляже узнаю, дурень. Какого хрена? Дитер?
(Знаете эти вот шикарные моменты в кино, когда мадемуазель теряет сознание, а гордый принц в белом пальто, или что там у них, ловит красавицу в свои крепкие объятия?)
— Блядь, сказал же, я не--
(Так вот, узрите: прекрасная незнакомка в роли принца с крепкими объятиями и сраный торчок, падающий на неё всем своим нелёгким обморочным весом.)
Занавес.

День хрен-знает-какой: Пьянич просыпается от силы пару раз — чтобы проблеваться, интуитивно нашарив в смутно знакомой обстановке ванную комнату, и чтобы поскользнуться там же на показавшемся слишком скользким полу, испытав жажду такую, что скорее согласишься проглотить подушечку с иголками, чем будешь мириться с этой безумной пустыней в глотке.

На деле идёт третий день, и Васю — он представился так той, что притащила его в эту богадельню, продолжая отрицать очевидное и настаивая на том, что некий Дитер — это плод её воспалённого воображения, — ничего не смущает. Наручники, плётки и подозрительный ошейник, висящие на настенных крючках, странный стул в дальнем конце комнаты, стилизованной под неопрятный, плохо освещённый подвал — нет, его не смущает даже едва заметный набор примочек сомнительного назначения на столе у выхода.
Или входа.
— Я в блядском, блядь, борделе, — констатирует самому себе под нос максимально будничным в имеющихся условиях тоном — и умирает лицом в подушку в очередном заходе.   

До следующего пробуждения по выработанному режиму категорического нежелания бодрствовать должно пройти ещё как минимум несколько часов — заваливающегося в ставший родным подвал, кажется, слышно аж на другом конце Города (восприятие обиженного сознания и не такую херню выкинет, Вася, слышишь, Вася?) — Вася слышит и делает несколько бессознательных попыток задушить себя клятой подушкой за пару мгновений до по-царски неуклюжих поползновений в сторону источника шума.

От былой молниеносной реакции остаётся мокрое место — примерно такое же, какое Пьянич размазывает по подушке своими слюнями, шлифуя сверху щекой и морщась так, будто ему в постель подсунули страхолюдину с проблемой самоидентификации. Чужое присутствие нагоняет тошноты, где-то на задворках трезвости (о которой Дитер, хвала Одину, или кто там нынче в моде, в последнее время ничего не слышал) появляется необъяснимая, въедливая тревога, холодным током бегущая по позвоночнику к шее. Дитер знает, что это за ощущение. Дитер… знал.

Чужой же голос в нынешних условиях звучит как издёвка, исключая смысл сказанного, который практически полностью проплывает мимо: Пьянич тянет довольную улыбку (уродливо щерится, чавкая вязкой слюной) и раздувает ноздри, чувствуя, что вот-вот загваздает кем-то вычищенный пол своим богатым (но с гнильцой) внутренним содержанием:
— Извини, красавица, — русским ответом на принцессу; он поднимает взгляд — поджимает губы, глубоко вдыхает, лишь бы не ебануло, лишь бы не ебануло… Смотрит, конечно, в упор — это единственное, что осталось от Дитера, — взгляд, правда, замыленный, но говорящий куда больше той зубоскальной улыбочки. — Мне никого не надо.

Вспомнить бы имя этой девчонки и попросить больше не слать техподдержку для наркоманов в лице своих блядских коллег.

Отредактировано Dieter Pjanić (2019-07-01 22:35:44)

Тело оплетает толстым слоем жара — как будто его плотно замотали в пищевую плёнку и кинули в печь — прикосновение красавицы пускает по коже противный озноб и вынуждает зажмуриться, через силу проглотив новый позыв рассказать незнакомцу о своём внутреннем мире не самым банальным способом. Вопросы о личном пространстве в таком состоянии кажутся сущим пустяком, потому что комфорт Пьянича заканчивается там, где отступает очередной приход, а остальное — не столь важно.

Опьянение отступило, когда он уснул в крайний раз; на его место пришёл противный отходняк со вкусом кошачьего дерьма и ароматами разлагающихся внутренностей. 

Эффект чужого прикосновения до него доходит не сразу — давно забытое ощущение отсутствия дрели в башке кажется настолько непривычным, словно из черепушки Пьянича только что вытащили опухоль размером с детский кулак — и эта пустота кажется совершенно чужой.

— Это только уменьшит боль, но до конца её не уберёт. Я тебе не анестезиолог, — Стенгер своими огромными голубыми глазищами лезет в самое нутро, и Дитер не вполне уверен — этот неконтролируемый страх рождает пуля, застрявшая в его плече…
— Делай что хочешь, только не пали на меня так, — или гипнотический, опутывающий невидимыми склизкими сетями взгляд Лео.
Мягко улыбнувшись, Стенгер переключается на ранение: этот его «талант» позволяет извлечь пулю без лишних криков, пустив по телу приятное онемение.

Сейчас никакого онемения нет: организм настолько свыкся с новыми соседями, что реагирует совершенно иначе — Пьянич прикладывает к лицу ладонь (зря) и мысленно пытается вести счёт до десяти.

— Развлечения за деньги — слегка… Не моё. И не помню, чтобы я здесь за что-то платил, — и как тут вообще оказался он тоже помнит с превеликим трудом (нет). Кривая усмешка на дерьмовый комплимент летит куда-то мимо чужого лица, разглядеть которое сейчас кажется не самой лёгкой задачей. Дитер подбирается на раскуроченной постели, приваливается спиной к стене — осторожно трясёт головой, пытаясь сфокусировать троящий взгляд на собственных ладонях. Тело перетряхивает из раза в раз: смена положения отзывается кислым привкусом во рту, а образовавшаяся в башке пустота так и просит подолбиться затылком об стену исключительно в профилактических целях.

Пьянич смотрит на своего гостя (кстати, кто тут гость на самом деле?) исподлобья, проходится мажущим взглядом снизу вверх, отмечая что-то там про себя и тут же всё забывая. Пять минут назад «Дмитрий» казался ему местной шлюхой, сейчас — уверенности уже меньше. Вампиры предпочитают зарабатывать на жизнь другими способами, нет?

Ну, те, что поумнее будут, конечно.

— Вася, — хочет было добавить что-то ещё, но резкий привкус крови во рту оставляет Дитера максимально немногословным. Он смотрит в сторону от Дмитрия плывущими глазами, сознание пропускает одну цельную мысль среди множества обрывков: «Бля», — смена положения отзывается финальным аккордом в виде медленно ползущего из его носа багрового ручейка. — Приятно, конечно, что на труп я пока не похож, — лыбится, утирая кровь тыльной стороной ладони.
Покинуть это место сейчас будет лучшим вариантом: по крайней мере, сдохнуть в борделе будет ещё хуже, чем сдохнуть в принципе. Пьянич закрывает глаза, делает глубокий вдох, за ним — попытку подняться с постели.   
— Ненадолго, впрочем. Поэтому моё имя тебе никакой погоды не сделает, — он встаёт; как разбитый пенсионер, разве что не ухая и ахая и не хватаясь за ноющую поясницу — но встаёт, едва удерживая себя в ровном положении и снова вытирая нос. — Спасибо за этот твой волшебный трюк, но не трать себя на отпетых незнакомцев: сдохнешь быстрее.

Отредактировано Dieter Pjanić (2019-07-02 15:00:21)